Остальное было элементарно. Вскрыли несколько бочек, одну из них опрокинули, набрали в холщовый мешок ведра три пороха, продырявили его и, начиная от кучи пороха возле опрокинутой бочки, вывели текущей из дырявого мешка черной струйкой вдоль двадцатиметрового коридора пороховую «змейку» к подножию крутой каменной лестницы, ведущей во внутренний двор форта.
– Сколько у нас будет времени? – спросил Ширяев.
– Минуты полторы. Если повезет – то две, – ответил Кабанов, снимая стекло с прихваченного во дворе фонаря и поджигая от теплящегося внутри огонька скрученную тряпицу. – Все наверх. Пора сматываться.
Он наклонился и поджег импровизированный фитиль. Диверсанты выскочили во двор, не забыв прикрыть за собой тяжелую дверь.
– Ходу!
Из форта припустили так, как не бегали уже давно.
В темноте взяли не то направление, и никак не могли обнаружить куст, возле которого оставили одежду. Не сговариваясь, решили бежать через город в чем были, но тут на полнеба полыхнула фиолетовая вспышка и тяжело содрогнулась земля. Десантники инстинктивно бросились на нее, прижались крепче, чем к любимой женщине, и не видя, как сзади взмывают в воздух обломки злополучного форта.
А куст оказался совсем рядом. В свете занимающегося пожара подхватили одежду, торопливо ее напялили и со всех ног бросились к городу.
Пиратская столица проснулась. Многие ее обитатели, зачастую полуодетые, носились по улицам, пытаясь спросонок понять, что же произошло. Во всеобщей сумятице никому не было дела до бегущих к порту десантников. Если кто и глядел им вслед, то только чтобы убедиться, что это не испанцы, давно точившие зуб на Порт-Ройал.
Такая же сумятица царила и в гавани – правда, народу здесь было значительно меньше. Видимо, Кабанов оказался прав, и большинство моряков никак не могли очнуться после чрезмерных возлияний. Неподалеку от захваченной бригантины на причале лежал человек, но разбираться, кто он такой, у беглецов уже не было времени.
– Вернулись?! – Пылкий шевалье бросился Кабанову на шею и что-то добавил по-французски.
– Как вы? – быстро осведомился командор, оглядывая столпившихся вокруг людей.
– Трое хотели забежать на бригантину. Двоих застрелили, третьего взяли в плен, – скороговоркой выпалил Флейшман. – Он говорит…
– Потом! – прервал его командор. – По местам! Приготовиться к отходу! Костя, Гриша, берем гранаты!
– Понимаешь… – пытался досказать свое Флейшман, но десантники торопливо похватали заранее приготовленные снаряды и выскочили на пристань.
Конечно, нечего было и думать потопить какой-нибудь корабль. Расчет строился на другом. Бомбы были задуманы как зажигательные и при попадании должны были вызвать пожар. А пожар на деревянном да еще крепко просмоленном корабле – штука страшная.
Вскоре несколько стоявших у причала кораблей превратились в гигантские костры. Немногие оказавшиеся на них моряки ничего не могли сделать с быстро распространяющимся пламенем. Нескольких вахтенных Кабанов застрелил на бегу, но выстрелы его револьвера показались совсем негромкими на фоне доносящихся из города криков и грозного гула крепчающего пламени. Огненные отсветы плясали на воде, и казалось, что она изменила цвет, из черной превратившись в зловеще-красную.
Сделав свое дело, десантники один за другим перепрыгнули на бригантину, и замыкающий Кабанов выдохнул заветное:
– Уходим!
– Да подожди ты! – по-русски прикрикнул на него Флейшман. – Ты можешь меня выслушать, в конце концов, или нет?!
– Потом! – отмахнулся командор и обернулся, разглядывая дело рук своих.
– Да когда потом, Серега?! – с отчаянием воскликнул Флейшман. – Потом будет поздно!
– Говори. – Кабанов понял, что от него не отстанут, и решил, что быстрее будет выслушать своего помощника.
– Девчонки наши здесь! И дети все, и Валерка. Завтра их будут судить, – торопливо сообщил Флейшман.
– Как судить? За что? – недоуменно спросил еще не остывший от боевой горячки Кабанов.
Подошедший к ним Ширяев, чье лицо покрывала копоть, уловив смысл сказанного, схватил подшкипера за грудки:
– Где они?!
– Не знаю за что, – ответил командору Флейшман. – Я вам это уже минут десять пытаюсь втолковать! Я же сразу сказал, что мы захватили пленного. По его словам, вчера днем на каком-то корабле в город доставили для суда два десятка женщин, двоих мужчин и нескольких детей. Суд будет завтра, вернее, уже сегодня.
– Да где они, черт тебя подери! – Ширяев несколько раз рванул Юрку так, словно тот был главным виновником всех несчастий.
– В тюрьме, – лязгая зубами, еле выговорил Флейшман. – В той самой, где когда-то держали нас.
– Так. Быть готовыми к немедленному отходу. Юра, ты за старшего! Костя, Гриша – за мной! Мы быстро!
Десантники торопливо перескочили на пристань. Следом за ними, на бегу что-то крикнув своим, бросился шевалье. Флейшман тоже хотел последовать их примеру, но вовремя вспомнил, что корабль предстоит вести ему, и с досады со всей силы ударил кулаком по фальшборту.
Боли он не почувствовал. Да и что такое боль, когда Ленка в беде, а он даже не может бежать с ребятами ей на выручку?
Плавание в задраенном трюме было невероятно тяжелым. Ни элементарнейших удобств, ни сносной пищи, ни свежего воздуха. В порыве отчаяния две женщины стали обвинять во всем Валеру, но у штурмана нашлось гораздо больше защитников. На обвинительниц шикнули так, что они надолго прикусили языки.
Сам Ярцев никак на это не отреагировал. После смерти Мэри он стал безучастным ко всему. Ел, если в руки давали ложку и плошку с бурдой, порой засыпал, а большую часть времени просто сидел, уставившись куда-то в пространство невидящими глазами.